Мария закревская биография. Стали известны эксклюзивные подробности жизни и романов легендарной марии будберг. Загадочная Мария Будберг - последняя любовь Максима Горького (7 фото)

Буккер Игорь 20.04.2013 в 16:00

Мария Игнатьевна Закревская-Бенкендорф-Будберг, названная Ниной Берберовой "железной женщиной", - особа невероятно интересная по двум статьям: как двойной агент британской и советской разведки и любовница выдающихся писателей Горького и Уэллса. Практически вся наша информация о ней происходит из книги Берберовой, которая предупреждала, что верить всему, что говорила ей Мура, нельзя.

"Чтобы выжить, ей надо было быть зоркой, ловкой, смелой и с самого начала окружить себя легендой", - писала в книге "Железная женщина" Нина Берберова. - Кто она? - спрашивали меня друзья, узнав про книгу о Марии Игнатьевне Закревской-Бенкендорф-Будберг. - Мата Хари? Лу Саломе?"

Мура, как звали ее близкие, родилась в 1892 году в семье черниговского чиновника Игнатия Платоновича Закревского, хотя всю свою жизнь врала, что приходится правнучкой Аграфене Федоровне Закревской, жене московского генерал-губернатора - известной красавице, воспетой Пушкиным "медной Венере". Вячеслав Ходасевич, веривший Муриной муре, частенько ей говорил: "Искать примеров, как нужно жить, не нужно, когда была такая бабушка".

Сводный брат Платон служил в русском посольстве в Лондоне и в 1911 году Мура приехала к нему и училась в школе для девушек Ньюхэм в Кембридже. Потом она утверждала, что за ее плечами Кембриджский университет. Иностранные языки она знала, но долгое пребывание в иноязычной среде наложило отпечаток на ее русский язык. В том же году Мура Закревская вышла замуж за сотрудника русского посольства Ивана Александровича Бенкендорфа и стала называть себя графиней, хотя супруг графом не был. Он принадлежал к боковой ветви знаменитого рода и прав на титул не имел. В 1913 году она родила сына, через два года - дочь.

Летом 1917 года Бенкендорфы находились в своем эстонском поместье, в октябре Мура поехала в Петроград и не вернулась. Местные крестьяне зверски убили ее мужа. Дети остались с гувернанткой и Мура долгое время не знала об их судьбе. Вскоре ее выселили из столичной квартиры и она нашла приют в британском посольстве. Здесь она познакомилась с вице-консулом и по совместительству британским разведчиком Брюсом Локкартом. Его супруга, потеряв при родах первенца, рожать второго уехала в Англию. Локкарт настолько загулял, что в начале осени 1917 года ему настоятельно порекомендовали вернуться домой и навестить семью.

Роман Муры и Брюса разгорелся почти сразу после приезда Локкарта в Москву. "В мою жизнь вошло нечто, что оказалось сильнее и прочнее всех других связей, чем сама жизнь", - признавался Локкарт в своих "Мемуарах британского агента". Локкарт поселил русскую любовницу в своей квартире в Хлебном переулке. Лавстори приказала долго жить в ночь с 31 августа на 1 сентября 1918 года, когда в дверь постучали чекисты. На англичанина повесили "дело послов", в котором он был задействован по самую маковку, а заодно взяли и Муру.

Спустя три недели в камеру Локкарта пришел заместитель Дзержинского Яков Петерс с Мурой под ручкой, чтобы освободить шпиона. "Здравствуй, моя Мурка и прощай!" - мог бы пропеть погоревший агент, благодаря свою заступницу. Каким образом Мура отблагодарила Петерса - нам неизвестно. Вопрос о том, была ли Мура двойным или тройным агентом, работала ли она на советскую, немецкую, британскую разведки - остается открытым. Архивы пока закрыты, а верить Муре на слово не советовала даже ее биограф.

Мура попросилась к Чуковскому на работу переводчицей. Мура знала немецкий, французский, английский и итальянский языки. Корней Иванович устроил ее к Горькому в секретари. Считается, что Мура стала любовницей любвеобильного Алексея Максимовича. Горький посвятил ей свой последний роман "Жизнь Клима Самгина". Казалось, Мура наконец обрела покой и устроилась в этой жизни, но тут свинью ей и Горькому подложил глава Петрограда Григорий Зиновьев. Это только ради рифмы говорится, что "писатель Горький Алексей был остроумнейший еврей". Большевик Гирш Аронович, мягко говоря, недолюбливал пролетарского писателя, а Муру откровенно считал английской шпионкой. Муру арестовали, но после письма Горького куда-надо - ее выпустили.

Пока Горький лечил свой туберкулез, разъезжая по заграницам, Мура вела хозяйство писателя. По совету адвоката, чтобы получить свободный выезд за бугор, надо было иметь эстонский паспорт и Мура заключила фиктивный брак с бароном Николаем Будбергом. В отличие от предыдущего мужа - этот был действительно барон. Новоявленная баронесса Будберг передала своему мужу - кутиле и картежнику - тысячу долларов, которую из Берлина ей прислал Горький, и навсегда с ним распрощалась, оставив себе только фамилию и титул.

По отзывам современников, Мура не отличалась особой красотой, порой вела себя развязно и много пила. Словом, эдакая эмансипэ начала прошлого века. "Она пользовалась сексом, она искала новизны и знала, где найти ее, и мужчины это знали, чувствовали это в ней и пользовались этим, влюбляясь в нее страстно и преданно, - пишет Берберова. - Ее увлечения не были изувечены ни нравственными соображениями, ни притворным целомудрием, ни бытовыми табу. Она была свободна задолго до всеобщего женского освобождения".

Алексей Максимович Горький однажды заметил: «Самое умное, чего достиг человек, - любить женщину». Казалось бы, странное изречение для известного пролетарского писателя, чья голова должна была быть занята совсем иными вещами. Но «Буревестник революции» знал, о чём говорил: именно женщины всегда подпитывали его вдохновение. И последняя из них, по одной из версий, могла стоить ему жизни...

Текст Наталья Туровская

В 1974 году, тихим августовским вечером на задворках неприметного флорентийского домика, увитого виноградной лозой, старая статная дама, с трудом опираясь на две палки, подошла к закрытому фургону-трейлеру и остановилась на мгновение, то ли о чём-то вспомнив, то ли что-то лихорадочно обдумывая. На её крупном лице были видны явные приметы любви к горячительным напиткам. И только глаза - огромные, карие, с поволокой - говорили о былой красоте. Она достала из-за пазухи флягу с какой-то жидкостью, облила ею фургон и бросила в него зажженную спичку. Все моментально вспыхнуло, и весёлые огоньки заплясали, отражаясь в расширенных зрачках старой дамы. Она и не думала отойти на безопасное расстояние и, казалось, наслаждалась зрелищем. А из сада к ней уже бежала взволнованная женщина средних лет и кричала:

Мама! Мамочка! Ну, что же ты наделала? Ведь там была вся твоя жизнь! Письма, дневники, твоя любовь...
- Нет, детка, здесь ты крепко ошибаешься, - спокойно ответила старая дама, позволяя увести себя в тень апельсиновых деревьев. - Всё, что доверено бумаге, рано или поздно может стать опасным. А любовь... невозможно уничтожить. Если, конечно, речь и вправду шла о любви.

Этой старой дамой была русская эмигрантка Мария Игнатьевна Закревская. Она же - графиня Бенкендорф, она же - баронесса Будберг, она же - Мура.

Ничего не напоминает? Да, на Западе эту загадочную женщину частенько называли «русской Миледи». И, право, было за что...

Не просто Мария...

Машенька родилась в Санкт-Петербурге, в семье обер-прокурора Сената Игнатия Платоновича Закревского. Надо признать, девочка не отличалась особой красотой - высока, полновата в груди, тяжеловата в походке. Но среди своих сверстниц она сразу же бросалась в глаза: никто не мог так заразительно смеяться чужим шуткам, как она; ни у кого не было таких поразительных способностей к изучению иностранных языков; и, главное, она уже с 15 лет была необыкновенно притягательна для мужчин. Почему? Да кто ж её знает. Возможно, потому что всегда умела внимательно слушать молодого человека и уже с первых минут знакомства внушить ему мысль, что более преданного и понимающего друга у него не будет никогда в жизни.

После окончания Института благородных девиц родители отправили Марию в Лондон для совершенствования в английском.

Здесь 19-летняя мисс Закревская быстро составила себе прекрасную партию - Иван Бенкендорф, дворянин из Эстонии, занимавший высокий дипломатический чин в российском посольстве в Англии. Они тихо обвенчались и зажили обычной светской жизнью для дипломатической среды: приёмы, фуршеты, официальные визиты. Молодая жена, прекрасно владевшая ещё и немецким, обзавелась сонмом известных поклонников, в число которых входили английский посланник Брюс Локкарт, модный психиатр Зигмунд Фрейд, философ Фридрих Ницше, поэт Райнер Мария Рильке, русский писатель Корней Чуковский и другие. Через год Бенкендорфа перевели в российское посольство в Берлине, где у них родились дети-погодки. А спустя два года началась Первая мировая война, и супруги спешно вернулись в Санкт-Петербург.

В 1917 году Бенкендорф, забрав маленького сына Павла и дочь Татьяну, отправился в своё родовое имение в Эстонию. Мария не могла последовать за ним из-за тяжёлой болезни матери. Увы, больше они не виделись: Бенкендорф был зверски убит восставшими крестьянами под Ревелем, его имение разграбили и сожгли, а дети чудом уцелели благодаря доброте соседей. Выехать к ним Мария Игнатьевна не могла: железнодорожное сообщение с Эстонией было прервано, а у неё не было ни крова над головой, ни денег, ни даже тёплых вещей. И тут впервые проявилось знаменитое качество Муры (как ещё в детстве называли её близкие) - неистребимая воля к жизни, которая не переставала удивлять окружавших её людей на протяжении многих лет. Возобновив в доме своей давней подруги знакомство с Брюсом Локкартом, в то время уже возглавлявшим английскую дипломатическую миссию в России, она стала его любовницей (благо англичанин неровно дышал к ней с самой первой встречи!). В марте 1918 года советское правительство переезжает в Москву, куда отправилась и английская миссия, и Мура на правах гражданской жены поселяется в московской квартире Локкарта.

Жизнеспособность Муры невероятна, она заряжает всех, с кем общается. Она - аристократка, и я вижу в ней женщину большого очарования

(Из дневника Б. Локкарта)

Локкарт был влюблён не на шутку и уже грезил, как женится на Муре и увезёт её в Лондон, но судьба распорядилась иначе: однажды ночью прямо из постели чекисты забрали их обоих на Лубянку. Локкарту грозил расстрел как участнику белогвардейского заговора во главе с эсером Борисом Савинковым. Муре - с её-то дворянским прошлым - и подавно. Но произошло нечто для тех лет невероятное: через неделю её, целую и невредимую, освобождают и даже разрешают ежедневно навещать Локкарта в камере. А вскоре она добивается и его освобождения с условием, что бывший посол в два дня покинет Россию. Как ей это удалось? Сие тайна великая есть. Одни злые языки говорили, что в застенках она не без удовольствия ответила на любовные притязания Я. Петерса, лично руководившего их арестом. Другие - что именно тогда она и была завербована ВЧК. А третьи и вовсе философски замечали, что одно другому не помеха.

«Железная женщина»

А в это время популярный пролетарский писатель Максим Горький уже явно тяготился любовью своей второй жены - истеричной актрисы Марии Андреевой, подыскивая себе новую Музу. И вскоре он обрёл её в лице Муры, которую К. Чуковский, по старой памяти, устроил работать секретарем в издательство «Всемирная литература», основанное Горьким. Сам Чуковский так вспоминает об их первой встрече на редакционном заседании: «Как ни странно, Горький хоть и не говорил ни слова ей, но всё говорил для неё, распустил весь павлиний хвост. Был очень остроумен, словоохотлив, блестящ, как гимназист на балу». На тот момент Алексею Максимовичу было 52 года, а Марии Игнатьевне - ровно на 24 года меньше. Но, по утверждению современников, не только молодость пленила автора «Песни о Соколе». В этой женщине была та удивительная манкость, от которой мужчины теряют голову, разрушают семьи, предают детей, начинают войны и прочия, и прочия, и прочия. Уже через неделю «титка Мура», как называл её Горький, любивший давать домочадцам смешные прозвища, становится его личным секретарём и переезжает жить в его квартиру. Конечно, их комнаты рядом. И он совершенно беспомощен, если её нет: это она разбирает его корреспонденцию, это она переводит для него статьи из зарубежных газет, наконец, это она первой слушает его новые произведения. С Андреевой давно всё кончено, и пылкий Горький предлагает Муре руку и сердце, но... та слишком дорожит своей свободой. И пользуется ею по своему усмотрению. Так, когда в сентябре 1920 года в Советскую Россию приезжает давний друг Горького английский фантаст Герберт Уэллс, Мура соглашается состоять при нём переводчиком. Мало-помалу, и автор «Машины времени» и «Войны миров» подпадает под чары бывшей графини. И это при том, что она никогда особенно не следила за своей внешностью: на высоком лбу рано появились морщины, любым драгоценностям она предпочитала простые часы на широком мужском ремешке, а за обедом могла лихо выпить пару стопок анисовой водки - ничто её не портило. И лишь глаза - умные, по-оленьи трогательные, всё и вся понимающие - неизменно сводили с ума, завораживали и толкали мужчин на безумства.

Фотографии практически не удавалось передать её внешней прелести. Ни одна женщина на меня так не действовала. Она пленяет своим магнетизмом

(Из воспоминаний Г. Уэллса)

Как-то ночью Уэллс вышел в уборную, а когда возвращался, перепутал дверь и оказался в спальне Муры, да так там и остался. Утром, обнаруживший любовников Горький, устроил грандиозный скандал и чуть ли не покушался на самоубийство, на что мудрая Мура сказала: «Алексей Максимович, какой вы, право! Ведь даже для самой любвеобильной женщины сразу два знаменитых писателя - это слишком много! И потом, Герберт старше вас...». И Горький её простил, а Уэллс уехал восвояси с вдребезги разбитым сердцем.

Но Муре было не до них: она мечтала воссоединиться с детьми. И в конце 1920 года она нелегально проникает в Эстонию. Там её тут же арестовывают как «красную шпионку», но опять каким-то чудом ей удаётся не только выйти из тюрьмы, но и получить эстонскую визу. В письме поэту В. Ходасевичу Горький пишет о своей возлюбленной так: «Она стала ещё милее и по-прежнему всем интересуется. Превосходный человек. Хочет выйти замуж за некоего барона: мы все протестуем - пускай барон выбирает себе другую, а она - наша!» Действительно, поскольку срок действия визы подходил к концу и Муре вновь грозила разлука с детьми, местный хитроумный адвокат подсказал любопытный выход - фиктивный брак. Некоему барону Николаю Будбергу, который хотел уехать в Латинскую Америку, срочно требовалось жениться. А Муре было жизненно необходимо эстонское подданство. На том и порешили. Когда Мура вернулась уже баронессой Будберг, изумлённый Горький воскликнул:

Не медная вы, а железная. Крепче железа в мире нет!
- А вы хотели, чтобы в ТАКОЕ время я была кружевная? - спокойно парировала Мария Игнатьевна.

Конец «красной Мата Хари»

Тем временем тучи над Горьким, то и дело позволявшим себе просить у Сталина за «старых товарищей по партии», сгущались. Его буквально вынудили уехать в Италию «для поправки здоровья» и, естественно, незаменимая Мура поселилась вместе с ним на знаменитой вилле в Сорренто. Она ведёт все его дела, вплоть до визирования банковских чеков. Ей, Марии Игнатьевне Закревской, Горький посвящает свой главный роман «Жизнь Клима Самгина», начатый в Италии в 1925 году. И она же, в своё время, уговаривает его вернуться в Советскую Россию, тогда как все друзья Горького в один голос твердят, что это смертельно опасно для писателя. Но - он слышит только свою «дорогую титку Муру».

До конца своих дней на его прикроватной тумбочке будет стоять её фотография в рамке. 18 июня 1936 года в Горки, где Горький лечился от гриппа, «проведать» его приехал нарком НКВД Генрих Ягода в сопровождении нескольких лиц, в число которых входила и статная женщина в чёрном. Надо ли говорить, что это была Мура? Она провела у постели писателя более сорока минут, а спустя два часа после её ухода Горький скончался «от воспаления лёгких». По слухам, она то ли отравила его шоколадными конфетами, то ли водой, которой он запивал пилюлю. И хоть все знали, что к сладкому писатель равнодушен, а потому вряд ли бы соблазнился конфетами, но вот стакан, из которого он пил, впоследствии почему-то не нашли.

После смерти Горького 45-летняя Мария Игнатьевна Бенкендорф-Будберг навсегда уехала в Англию. Больше она никогда не бедствовала: советское правительство оформило её как наследницу зарубежных изданий Горького, и она получала гонорары вплоть до начала Второй мировой.

В Лондоне она поселилась не где-нибудь, а в соседнем доме с Гербертом Уэллсом. Их связь длилась около тринадцати лет, до самой смерти фантаста. Он с завидной регулярностью предлагал ей стать его законной женой, но Мура была непреклонна: дескать, в её возрасте выходить замуж - только народ смешить. А вот влюбленному стареющему Уэллсу было не до шуток.

Уэллс озабочен и болен - он попал под очарование баронессы Будберг

(Из письма Б. Шоу)

Поговаривают, что однажды, когда они на большой скорости ехали вместе в авто, Уэллс чуть ли не силой пытался вырвать у Муры желанное «да», но та рванула на ходу дверцу и ответила со всей решимостью:
- Уж лучше я выброшусь на эту мостовую!..

Когда Уэллса не стало, по его завещанию Муре досталось сто тысяч долларов, на которые она и жила почти до конца своих дней. Причём жила бурно, активно участвуя в литературной жизни Лондона (к примеру, частенько завтракала с С. Моэмом, бывшим резидентом английской разведки в России), за что получила в английской прессе прозвище «интеллектуальный вождь». А может быть, и не только в литературной?.. Она долго находилась под пристальным наблюдением британской разведки МИ-5. В донесениях одного из агентов значилось: «Эта женщина очень опасна. Она может выпить огромное количество спиртного, особенно джина, и не терять головы». (Впрочем, если верить воспоминаниям её дочери Татьяны, Мура просто любила всегда быть в центре внимания и сама распускала о себе самые невероятные слухи).

Так или иначе, занавес в игре «красной Мата Хари» опустился 2 ноября 1974 года, когда баронесса Будберг скончалась на 83-м году жизни в одном из предместий Флоренции, в доме, где жил её сын Павел.

Кто знает, возможно, Мура не случайно уехала умирать в Италию? Может быть, она хотела лежать в пронизанной солнцем итальянской земле, где прошли её самые счастливые годы жизни с Горьким? Но, увы, сын перевёз тело матери в Лондон, где её отпели в православной церкви и 11 ноября похоронили под покровом промозглого серого тумана...

Кто, если не Мура...

Историки до сих пор скептически оценивают причастность М. Будберг к смерти Горького. И один из аргументов в пользу ее невиновности - это тот факт, что после похорон писателя ей разрешили уехать в Англию. Если бы она выполнила задание Сталина по устранению Горького, вряд ли бы он был заинтересован в жизни такого опасного свидетеля, да ещё за пределами СССР. Но кто же мог быть убийцей, если не Мура? Версий множество. По одной из них, согласно показаниям Г. Ягоды на допросах, Горький был убит им лично по приказу Л. Троцкого. По другой - писателя умертвили по воле Сталина его же лечащие врачи - Л. Левин и Д. Плетнёв. Так, на «процессе врачей» профессор Плетнёв сознался в том, что «умышленно проводил неправильное лечение, а его сообщницами были медицинские сестры, делавшие больному до 40 уколов камфары в сутки». Как обстояло дело на самом деле, мы, наверное, уже не узнаем никогда. Ведь цена «признаний» на допросах на Лубянке известна. Но в том, что Горький умер не от банального воспаления лёгких, сомнений нет. Хотя бы потому, что его тело, вопреки завещанию похоронить рядом с сыном Максимом на кладбище Новодевичьего монастыря, было кремировано по постановлению Политбюро ЦК ВКП(б), а урна с прахом помещена в Кремлевскую стену. В просьбе официальной вдовы Горького Е.П. Пешковой отдать ей хоть частичку праха для захоронения в могиле сына коллективным решением Политбюро было отказано...

В замужестве 1) Бенкендорф, 2) баронесса Будберг.

Биография

При ликвидации антисоветского заговора, организованного Р. Локкартом, бывшим тогда главой специальной британской миссии, была арестована сотрудниками ВЧК в его квартире.

Освобождена по ходатайству М. Горького. В 1919 году приглашена Горьким для работы в издательстве «Всемирная литература ». В 1922 году выехала в Эстонию .

После эмиграции неоднократно была в Москве. Была по приглашению Горького в 1935 . В 1936 году присутствовала при его кончине и на похоронах Горького, что дало некоторым повод считать её агентом НКВД, хотя - как бы в противовес таким предположениям, - опасаясь, что её задержат, постаралась поскорее уехать. Ещё раз была в Москве в конце 1950-х годов (вместе с дочерью А. И. Гучкова), последний раз - в 1968 году (вместе с вдовой Ромена Роллана М. П. Кудашевой-Роллан).

Во время последнего визита была в московском театре «Современник» на спектакле по пьесе М. Ф. Шатрова «Большевики» («Тридцатое августа», 1968). По воспоминаниям [чьим? ] , выглядела мощной «как танк».

При обсуждении спектакля - к удивлению присутствовавших, не подозревавших, кто перед ними, - сказала, что артисты, игравшие чекистов, не похожи на своих реальных прототипов, которые допрашивали её в 1918 году.

Хранила письма М. Горького. Получала из Советского Союза денежные переводы в обмен на обещание воздержаться от их публикации.

16 сентября 1974 приехала из Англии в Италию к сыну, с собой привезла некоторые материалы, чтобы работать над воспоминаниями. Жила под Флоренцией . 31 октября скончалась там от рака .

Семья

Старшая сводная сестра М. И. Будберг, Александра "Алла" Игнатьевна Закревская (1887–1960), вышедшая замуж за барона Артура фон Энгельгардта в 1908 году, но разведшаяся с ним в 1909 году , - прабабушка британского политика Ника Клегга , лидера партии либеральных демократов в период с декабря 2007 года по май 2015 года и заместителя премьер-министра Соединенного Королевства в парламенте 2010–2015 годов.

Примечания

1. Незабытые могилы: российское зарубежье: некрологи 1917-1997: в 6 т. / Российская гос. б-ка . Отд. лит. рус. зарубежья; сост. В. Н. Чуваков ; под ред. Е. В. Макаревич . - М. : Пашков дом, 1999. - Т. 1: А-В. - С. 432. - 659 с. - 1000 экз. - ISBN 5-7510-0169-9 (т. 1).

Алексей Максимович Горький однажды заметил: «Самое умное, чего достиг человек, — любить женщину». Казалось бы, странное изречение для известного пролетарского писателя, чья голова должна была быть занята совсем иными вещами. Но «Буревестник революции» знал, о чём говорил: именно женщины всегда подпитывали его вдохновение. И последняя из них, по одной из версий, могла стоить ему жизни...

Текст Наталья Туровская

В 1974 году, тихим августовским вечером на задворках неприметного флорентийского домика, увитого виноградной лозой, старая статная дама, с трудом опираясь на две палки, подошла к закрытому фургону-трейлеру и остановилась на мгновение, то ли о чём-то вспомнив, то ли что-то лихорадочно обдумывая. На её крупном лице были видны явные приметы любви к горячительным напиткам. И только глаза — огромные, карие, с поволокой — говорили о былой красоте. Она достала из-за пазухи флягу с какой-то жидкостью, облила ею фургон и бросила в него зажженную спичку. Все моментально вспыхнуло, и весёлые огоньки заплясали, отражаясь в расширенных зрачках старой дамы. Она и не думала отойти на безопасное расстояние и, казалось, наслаждалась зрелищем. А из сада к ней уже бежала взволнованная женщина средних лет и кричала:

— Мама! Мамочка! Ну, что же ты наделала? Ведь там была вся твоя жизнь! Письма, дневники, твоя любовь...
— Нет, детка, здесь ты крепко ошибаешься, — спокойно ответила старая дама, позволяя увести себя в тень апельсиновых деревьев. — Всё, что доверено бумаге, рано или поздно может стать опасным. А любовь... невозможно уничтожить. Если, конечно, речь и вправду шла о любви.

Этой старой дамой была русская эмигрантка Мария Игнатьевна Закревская. Она же — графиня Бенкендорф, она же — баронесса Будберг, она же — Мура.

Ничего не напоминает? Да, на Западе эту загадочную женщину частенько называли «русской Миледи». И, право, было за что...

НЕ ПРОСТО МАРИЯ...

Машенька родилась в Санкт-Петербурге, в семье обер-прокурора Сената Игнатия Платоновича Закревского. Надо признать, девочка не отличалась особой красотой — высока, полновата в груди, тяжеловата в походке. Но среди своих сверстниц она сразу же бросалась в глаза: никто не мог так заразительно смеяться чужим шуткам, как она; ни у кого не было таких поразительных способностей к изучению иностранных языков; и, главное, она уже с 15 лет была необыкновенно притягательна для мужчин. Почему? Да кто ж её знает. Возможно, потому что всегда умела внимательно слушать молодого человека и уже с первых минут знакомства внушить ему мысль, что более преданного и понимающего друга у него не будет никогда в жизни.

После окончания Института благородных девиц родители отправили Марию в Лондон для совершенствования в английском.

Здесь 19-летняя мисс Закревская быстро составила себе прекрасную партию — Иван Бенкендорф, дворянин из Эстонии, занимавший высокий дипломатический чин в российском посольстве в Англии. Они тихо обвенчались и зажили обычной светской жизнью для дипломатической среды: приёмы, фуршеты, официальные визиты. Молодая жена, прекрасно владевшая ещё и немецким, обзавелась сонмом известных поклонников, в число которых входили английский посланник Брюс Локкарт, модный психиатр Зигмунд Фрейд, философ Фридрих Ницше, поэт Райнер Мария Рильке, русский писатель Корней Чуковский и другие. Через год Бенкендорфа перевели в российское посольство в Берлине, где у них родились дети-погодки. А спустя два года началась Первая мировая война, и супруги спешно вернулись в Санкт-Петербург.

В 1917 году Бенкендорф, забрав маленького сына Павла и дочь Татьяну, отправился в своё родовое имение в Эстонию. Мария не могла последовать за ним из-за тяжёлой болезни матери. Увы, больше они не виделись: Бенкендорф был зверски убит восставшими крестьянами под Ревелем, его имение разграбили и сожгли, а дети чудом уцелели благодаря доброте соседей. Выехать к ним Мария Игнатьевна не могла: железнодорожное сообщение с Эстонией было прервано, а у неё не было ни крова над головой, ни денег, ни даже тёплых вещей. И тут впервые проявилось знаменитое качество Муры (как ещё в детстве называли её близкие) — неистребимая воля к жизни, которая не переставала удивлять окружавших её людей на протяжении многих лет. Возобновив в доме своей давней подруги знакомство с Брюсом Локкартом, в то время уже возглавлявшим английскую дипломатическую миссию в России, она стала его любовницей (благо англичанин неровно дышал к ней с самой первой встречи!). В марте 1918 года советское правительство переезжает в Москву, куда отправилась и английская миссия, и Мура на правах гражданской жены поселяется в московской квартире Локкарта.

Жизнеспособность Муры невероятна, она заряжает всех, с кем общается. Она — аристократка, и я вижу в ней женщину большого очарования

(Из дневника Б. Локкарта)

Локкарт был влюблён не на шутку и уже грезил, как женится на Муре и увезёт её в Лондон, но судьба распорядилась иначе: однажды ночью прямо из постели чекисты забрали их обоих на Лубянку. Локкарту грозил расстрел как участнику белогвардейского заговора во главе с эсером Борисом Савинковым. Муре — с её-то дворянским прошлым — и подавно. Но произошло нечто для тех лет невероятное: через неделю её, целую и невредимую, освобождают и даже разрешают ежедневно навещать Локкарта в камере. А вскоре она добивается и его освобождения с условием, что бывший посол в два дня покинет Россию. Как ей это удалось? Сие тайна великая есть. Одни злые языки говорили, что в застенках она не без удовольствия ответила на любовные притязания Я. Петерса, лично руководившего их арестом. Другие — что именно тогда она и была завербована ВЧК. А третьи и вовсе философски замечали, что одно другому не помеха.

«ЖЕЛЕЗНАЯ ЖЕНЩИНА»

А в это время популярный пролетарский писатель Максим Горький уже явно тяготился любовью своей второй жены — истеричной актрисы Марии Андреевой, подыскивая себе новую Музу. И вскоре он обрёл её в лице Муры, которую К. Чуковский, по старой памяти, устроил работать секретарем в издательство «Всемирная литература», основанное Горьким. Сам Чуковский так вспоминает об их первой встрече на редакционном заседании: «Как ни странно, Горький хоть и не говорил ни слова ей, но всё говорил для неё, распустил весь павлиний хвост. Был очень остроумен, словоохотлив, блестящ, как гимназист на балу». На тот момент Алексею Максимовичу было 52 года, а Марии Игнатьевне — ровно на 24 года меньше. Но, по утверждению современников, не только молодость пленила автора «Песни о Соколе». В этой женщине была та удивительная манкость, от которой мужчины теряют голову, разрушают семьи, предают детей, начинают войны и прочия, и прочия, и прочия. Уже через неделю «титка Мура», как называл её Горький, любивший давать домочадцам смешные прозвища, становится его личным секретарём и переезжает жить в его квартиру. Конечно, их комнаты рядом. И он совершенно беспомощен, если её нет: это она разбирает его корреспонденцию, это она переводит для него статьи из зарубежных газет, наконец, это она первой слушает его новые произведения. С Андреевой давно всё кончено, и пылкий Горький предлагает Муре руку и сердце, но... та слишком дорожит своей свободой. И пользуется ею по своему усмотрению. Так, когда в сентябре 1920 года в Советскую Россию приезжает давний друг Горького английский фантаст Герберт Уэллс, Мура соглашается состоять при нём переводчиком. Мало-помалу, и автор «Машины времени» и «Войны миров» подпадает под чары бывшей графини. И это при том, что она никогда особенно не следила за своей внешностью: на высоком лбу рано появились морщины, любым драгоценностям она предпочитала простые часы на широком мужском ремешке, а за обедом могла лихо выпить пару стопок анисовой водки — ничто её не портило. И лишь глаза — умные, по-оленьи трогательные, всё и вся понимающие — неизменно сводили с ума, завораживали и толкали мужчин на безумства.

Фотографии практически не удавалось передать её внешней прелести. Ни одна женщина на меня так не действовала. Она пленяет своим магнетизмом

(Из воспоминаний Г. Уэллса)

Как-то ночью Уэллс вышел в уборную, а когда возвращался, перепутал дверь и оказался в спальне Муры, да так там и остался. Утром, обнаруживший любовников Горький, устроил грандиозный скандал и чуть ли не покушался на самоубийство, на что мудрая Мура сказала: «Алексей Максимович, какой вы, право! Ведь даже для самой любвеобильной женщины сразу два знаменитых писателя — это слишком много! И потом, Герберт старше вас...». И Горький её простил, а Уэллс уехал восвояси с вдребезги разбитым сердцем.

Но Муре было не до них: она мечтала воссоединиться с детьми. И в конце 1920 года она нелегально проникает в Эстонию. Там её тут же арестовывают как «красную шпионку», но опять каким-то чудом ей удаётся не только выйти из тюрьмы, но и получить эстонскую визу. В письме поэту В. Ходасевичу Горький пишет о своей возлюбленной так: «Она стала ещё милее и по-прежнему всем интересуется. Превосходный человек. Хочет выйти замуж за некоего барона: мы все протестуем — пускай барон выбирает себе другую, а она — наша!» Действительно, поскольку срок действия визы подходил к концу и Муре вновь грозила разлука с детьми, местный хитроумный адвокат подсказал любопытный выход — фиктивный брак. Некоему барону Николаю Будбергу, который хотел уехать в Латинскую Америку, срочно требовалось жениться. А Муре было жизненно необходимо эстонское подданство. На том и порешили. Когда Мура вернулась уже баронессой Будберг, изумлённый Горький воскликнул:

— Не медная вы, а железная. Крепче железа в мире нет!
— А вы хотели, чтобы в ТАКОЕ время я была кружевная? — спокойно парировала Мария Игнатьевна.

КОНЕЦ «КРАСНОЙ МАТА ХАРИ»

Тем временем тучи над Горьким, то и дело позволявшим себе просить у Сталина за «старых товарищей по партии», сгущались. Его буквально вынудили уехать в Италию «для поправки здоровья» и, естественно, незаменимая Мура поселилась вместе с ним на знаменитой вилле в Сорренто. Она ведёт все его дела, вплоть до визирования банковских чеков. Ей, Марии Игнатьевне Закревской, Горький посвящает свой главный роман «Жизнь Клима Самгина», начатый в Италии в 1925 году. И она же, в своё время, уговаривает его вернуться в Советскую Россию, тогда как все друзья Горького в один голос твердят, что это смертельно опасно для писателя. Но — он слышит только свою «дорогую титку Муру».

До конца своих дней на его прикроватной тумбочке будет стоять её фотография в рамке. 18 июня 1936 года в Горки, где Горький лечился от гриппа, «проведать» его приехал нарком НКВД Генрих Ягода в сопровождении нескольких лиц, в число которых входила и статная женщина в чёрном. Надо ли говорить, что это была Мура? Она провела у постели писателя более сорока минут, а спустя два часа после её ухода Горький скончался «от воспаления лёгких». По слухам, она то ли отравила его шоколадными конфетами, то ли водой, которой он запивал пилюлю. И хоть все знали, что к сладкому писатель равнодушен, а потому вряд ли бы соблазнился конфетами, но вот стакан, из которого он пил, впоследствии почему-то не нашли.

После смерти Горького 45-летняя Мария Игнатьевна Бенкендорф-Будберг навсегда уехала в Англию. Больше она никогда не бедствовала: советское правительство оформило её как наследницу зарубежных изданий Горького, и она получала гонорары вплоть до начала Второй мировой.

В Лондоне она поселилась не где-нибудь, а в соседнем доме с Гербертом Уэллсом. Их связь длилась около тринадцати лет, до самой смерти фантаста. Он с завидной регулярностью предлагал ей стать его законной женой, но Мура была непреклонна: дескать, в её возрасте выходить замуж — только народ смешить. А вот влюбленному стареющему Уэллсу было не до шуток.

Уэллс озабочен и болен — он попал под очарование баронессы Будберг

(Из письма Б. Шоу)

Поговаривают, что однажды, когда они на большой скорости ехали вместе в авто, Уэллс чуть ли не силой пытался вырвать у Муры желанное «да», но та рванула на ходу дверцу и ответила со всей решимостью:
— Уж лучше я выброшусь на эту мостовую!..

Когда Уэллса не стало, по его завещанию Муре досталось сто тысяч долларов, на которые она и жила почти до конца своих дней. Причём жила бурно, активно участвуя в литературной жизни Лондона (к примеру, частенько завтракала с С. Моэмом, бывшим резидентом английской разведки в России), за что получила в английской прессе прозвище «интеллектуальный вождь». А может быть, и не только в литературной?.. Она долго находилась под пристальным наблюдением британской разведки МИ-5. В донесениях одного из агентов значилось: «Эта женщина очень опасна. Она может выпить огромное количество спиртного, особенно джина, и не терять головы». (Впрочем, если верить воспоминаниям её дочери Татьяны, Мура просто любила всегда быть в центре внимания и сама распускала о себе самые невероятные слухи).

Так или иначе, занавес в игре «красной Мата Хари» опустился 2 ноября 1974 года, когда баронесса Будберг скончалась на 83-м году жизни в одном из предместий Флоренции, в доме, где жил её сын Павел.

Кто знает, возможно, Мура не случайно уехала умирать в Италию? Может быть, она хотела лежать в пронизанной солнцем итальянской земле, где прошли её самые счастливые годы жизни с Горьким? Но, увы, сын перевёз тело матери в Лондон, где её отпели в православной церкви и 11 ноября похоронили под покровом промозглого серого тумана...

КТО, ЕСЛИ НЕ МУРА...

Историки до сих пор скептически оценивают причастность М. Будберг к смерти Горького. И один из аргументов в пользу ее невиновности — это тот факт, что после похорон писателя ей разрешили уехать в Англию. Если бы она выполнила задание Сталина по устранению Горького, вряд ли бы он был заинтересован в жизни такого опасного свидетеля, да ещё за пределами СССР. Но кто же мог быть убийцей, если не Мура? Версий множество. По одной из них, согласно показаниям Г. Ягоды на допросах, Горький был убит им лично по приказу Л. Троцкого. По другой — писателя умертвили по воле Сталина его же лечащие врачи — Л. Левин и Д. Плетнёв. Так, на «процессе врачей» профессор Плетнёв сознался в том, что «умышленно проводил неправильное лечение, а его сообщницами были медицинские сестры, делавшие больному до 40 уколов камфары в сутки». Как обстояло дело на самом деле, мы, наверное, уже не узнаем никогда. Ведь цена «признаний» на допросах на Лубянке известна. Но в том, что Горький умер не от банального воспаления лёгких, сомнений нет. Хотя бы потому, что его тело, вопреки завещанию похоронить рядом с сыном Максимом на кладбище Новодевичьего монастыря, было кремировано по постановлению Политбюро ЦК ВКП(б), а урна с прахом помещена в Кремлевскую стену. В просьбе официальной вдовы Горького Е.П. Пешковой отдать ей хоть частичку праха для захоронения в могиле сына коллективным решением Политбюро было отказано...

В Москве в свое время ее считали тайным агентом Англии, в Эстонии - советской шпионкой, во Франции русские эмигранты одно время думали, что она работает на Германию, а в Англии, что она - агент Москвы. На Западе ее назвали "русской миледи ", "красной Мата Хари ".

"Железная женщина" - так назвал Марию Закревскую-Бенкендорф-Будберг еще в 1921 году Максим Горький. В это прозвище вложено больше, чем может показаться на первый взгляд. Горький всю жизнь знал сильных женщин, его тянуло к ним. Мура (так звали ее друзья) была и сильной, и новой, и, кроме того, она считалась правнучкой или, может, праправнучкой Аграфены Федоровны Закревской, жены московского губернатора, которой Пушкин и Вяземский посвящали стихи. Пушкин называл Аграфену Федоровну в письмах медной Венерой. Это был второй смысл прозвища Горького. И третий проявился постепенно, как намек на "Железную маску", на таинственность, окружавшую эту женщину.

На самом деле Мария Игнатьевна была дочерью сенатского чиновника, Игнатия Платоновича Закревского, не имевшего отношения к графу А.А. Закревскому, женатому на Аграфене. Первый муж Муры, И.А. Бенкендорф, не принадлежал к линии графов Бенкендорф и не имел графского титула. Не заканчивала Закревская и Кембриджский университет, как утверждала, и не была переводчицей шестидесяти томов русской литературы на английский язык. Единственное, что было правдой - это ее второе замужество, которое дало ей титул баронессы Будберг. И хотя с самим бароном она рассталась очень быстро, чуть ли не на следующий день после бракосочетания, с его именем не расставалась до самой смерти.

Ее называли "красной Мата Хари". По некоторым версиям, Закревская работала сразу на три секретные службы: советскую (ВЧК), английскую и германскую. Кроме того, она любила мужчин и не скрывала этого. Ее избранники отвечали ей страстной и преданной любовью. Среди ее сердечных привязанностей - писатели Максим Горький и Герберт Уэллс, английский разведчик Локкарт, председатель ревтрибунала ВЧК Петере.

Первый законный супруг Марии Игнатьевны граф И. А. Бенкендорф, прежде чем был застрелен летом 1918 года, узнал, что его жена влюблена в английского дипломата Локкарта.

Роберт Брюс Локкарт впервые приехал в Россию в 1912 году в качестве вице-консула. Он не знал страны, но быстро обзавелся друзьями, полюбил ночные выезды на тройках, ночные рестораны с цыганами, балет. Художественный театр, интимные вечеринки в тихих переулках Арбата. В 1917 году он ненадолго уехал домой в Шотландию, но затем возвратился - но уже в другую Москву, в другую Россию. Он приехал как специальный агент, как осведомитель, глава особой миссии, чтобы установить неофициальные отношения с большевиками. Встретившись с Мурой в посольстве, он был очарован ее жизнеспособностью и стойкостью. Скоро оба страстно влюбились друг в друга. В начале сентября 1918 года ночью Муру забрал из постели Локкарта наряд чекистов во главе с преданным помощником "железного Феликса" Яковом Петер-сом. Невыяснено, привез ли он Муру сразу в ЧК или к себе на квартиру, где пытался перевербовать. Так или иначе, но Закревская оказалась в подвалах Лубянки. По свидетельству английских источников, 4 сентября 1918 года сэр Роберт Брюс Локкарт, которого чекисты уже считали главным действующим лицом "заговора Антанты", обратился в комиссариат по иностранным делам с просьбой об освобождении Муры. Получив отказ, он отправился на Лубянку к Петерсу. В результате Локкарт был немедленно арестован и провел в заключении несколько недель. Мура же была освобождена и даже получила возможность посещать Локкарта в Кремле, ибо английский разведчик проводил свое заключение в комфортабельной квартире бывшей фрейлины императрицы. В октябре Локкарту в числе других представителей "миссии Антанты" было разрешено вернуться "домой в обмен на освобождение российских официальных лиц, задержанных в Лондоне..."

После освобождения Локкарт отбыл в Англию, и Закревская осталась в Москве в полном одиночестве, больная легкой формой испанки. Когда кончились деньги, она продала свои девичьи бриллиантовые серьги, последнее, что у нее было. Денег хватило, чтобы добраться до Петрограда в коридоре вагона третьего класса. Она выехала туда зимой 1919 года. Но в Петрограде ее арестовали и освободили лишь после звонка на Лубянку. Мура понимала, что она должна работать, чтобы прожить. Но как и где?

В это время пролетарский писатель Максим Горький организовал издательство "Всемирная литература", и Закревская узнает, что в издательстве нужны переводчики с английского на русский. Она познакомилась с писателем Корнеем Чуковским. И хотя Мура никогда не переводила на русский язык, поскольку знала его слабее английского и французского, Чуковский обошелся с ней ласково и дал кое-какую конторскую работу. Вскоре он приводит Закревскую к Горькому.

В то время у писателя в его большой квартире бывало много людей, и неизвестно было - кто живет здесь постоянно, а кто - временно. Здесь, кроме писателя, его сына, М.Ф. Андреевой и ее родственников, бывали В. Ходасевич, Ф. Шаляпин, Б. Пильняк, Л. Рейснер. М. Добужинский и многие другие, в том числе и члены правительства-Луначарский, Коллонтай, Ленин.

Постепенно Мура перебралась в квартиру Горького и уже через неделю оказалась в доме необходимой - стала личным секретарем писателя, помогала разбирать корреспонденцию, отбирала для него наиболее важные статьи из газет и журналов, выполняла машинописные работы. И просто умела слушать и вести разговоры о музыке, поэзии, искусстве. Комнаты Муры и Горького находились рядом. Горький восхищался не только ее талантом собеседника. Она была моложе писателя на 24 года. Кстати, свой роман "Жизнь Клима Самгина" он посвятил ей, Марии Игнатьевне Закревской. В 1921 году в доме Горького появился знаменитый английский писатель Герберт Уэллс, старый знакомый Горького. Он хотел посмотреть Россию, увидеть результаты революции, которую приветствовал. Уэллс немедленно покорил всех своим умом, веселым разговором, энтузиазмом. Мура состояла при нем переводчиком - она была официально приставлена к нему по распоряжению Кремля. Уэллс знал Закревскую еще в Лондоне, до замужества, девять лет назад, когда ей было двадцать. К концу второй недели пребывания в Петрограде Уэллс внезапно почувствовал себя подавленным, и Мура, улыбаясь ему своей лукавой и кроткой улыбкой, уводила его гулять на набережную, в Летний сад. В результате Уэллс очутился у ее ног. И, уехав, посылал ей письма с оказией.

Зимой 1921 года Мура уехала в Эстонию, где у родственников мужа жили ее дети. В Таллинне она была арестована как советская шпионка. Ее выпустили. Но, поскольку въездная виза истекала через три месяца, в конце своей поездки она вышла замуж за барона Николая Будберга, эстонского подданного.

Горький и Мура состояли в переписке, и она время от времени получала чеки из Дрезденского банка, куда переводились гонорары Горького.

Весной 1922 года она наконец приехала к Горькому в Херингсдорф, и вскоре они все поселились в Саарове.

Чем привлекала Мура и Горького, и Уэллса, и множество других мужчин? Сияющее миром и покоем лицо, большие, глубокие глаза, яркий и быстрый ум, понимание собеседника с полуслова... Стройная и крепкая, элегантная даже в простых платьях. Драгоценностей она не носила, ее запястье туго стягивали мужские часы на широком кожаном ремне.

Живя с Горьким, время от времени Мура уезжала "к детям", на месяц-полтора. Мало кто знал подробности этих поездок, где и с кем она бывала. Даже спустя двадцать лет она молчала о своих встречах с Гарольдом Никольсоном, завтраках с Сомерсетом Моэмом, дружбе с Витой Саквилл-Уэст, приемах во французском посольстве. Виделась Мура и с Локкартом, который позднее описал первую после разлуки встречу в своей книге воспоминаний.

Горький понимал, что Закревская не вернется с ним на родину. Она все чаще ездила в Лондон, где встречалась с Локкартом и возобновила отношения с Уэллсом. Вскоре, окончательно выбрав Лондон, она поселилась в двух шагах от дома Уэллса. Она сказала ему, что останется с ним столько, сколько он захочет, но замуж за него не выйдет никогда. Эта связь длилась около тринадцати лет, до самой смерти писателя, и Уэллс очень страдал от того, что Закревская отказалась от замужества с ним. По завещанию после смерти Уэллс оставил Муре сто тысяч долларов, на которые она и жила почти до конца.

Осенью 1974 года она переехала в Италию и 2 ноября умерла в доме одного из предместий Флоренции, где проживал ее сын. Он перевез тело матери в Лондон, где ее отпели в православной церкви и похоронили 11 ноября того же года...

Бывший советский разведчик Леонид Колосов пытался отыскать документы, связанные с работой Муры. Однако личного дела авантюристки в архиве службы внешней разведки не оказалось, хотя обнаружились оперативная справка на нее и ряд документов из других дел, в которых Закревская играла не последнюю роль.

Но разведчик не нашел в доступных ему документах ничего, свидетельствующего о международном шпионаже, и даже в немецком секретном архиве не оказалось доказательств. И немцы в конечном итоге пришли к выводу, что самое вероятное из всех невероятных предположений заключается в том, что она была агентом ЧК. Леонид Колосов, в принципе соглашаясь с германскими документами, считает, что слово "агент" слишком высоко для определения секретной деятельности Закревской. Она, по его мнению, была осведомителем у чекистов, попросту говоря, "стукачкой". Колосов выдвинул и такое предположение - именно Мура отравила М. Горького по указанию своего начальника Ягоды.

Но это всего лишь недоказанное предположение, основанное на недомолвках, намеках тех, кто имел отношение к разведывательной деятельности. И жизнь Марии Игнатьевны Закревской-Бенкендорф-Будберг по-прежнему окутана тайнами и легендами.