Шарль Луи Монтескье (политические взгляды). Глава VI. Последние годы жизни и смерть Монтескье Сообщение про шарль луи монтескье

Утомленный нападками далеко не беспристрастной критики, придирками духовной и светской цензуры, наконец, самим успехом своим, в силу которого он сделался предметом поклонения для одних и зависти – для других, Монтескье решился отдохнуть в своем замке и провести там на лоне природы остаток жизни среди любимых литературных занятий. Несмотря на свои пятьдесят девять лет, он был еще бодр и здоров, вполне сохранил свои умственные способности и живой, жизнерадостный характер. Только зрение изменяло Монтескье, – на обоих глазах у него образовались катаракты, что сильно затрудняло его занятия, хотя он и тут не терял надежды и надеялся на возможность излечения путем операции. Его раздражала, однако, невозможность самостоятельно отдаваться литературному труду и необходимость почти все диктовать. «Я задумал план, – писал он своему другу, – расширить и углубить некоторые места моего „Духа законов“, но стал неспособен на это. Чтение ослабило мои глаза».

В последние годы своей жизни Монтескье, тем не менее, работал немало, и после его смерти осталось несколько неоконченных или неизданных произведений, написанных и обработанных им в это время. Прежде всего сюда относится начало истории Теодориха Остготского, широко задуманной, но далеко не оконченной; далее – «Арзас и Исмения», повесть из восточного быта, и, наконец, некролог маршала Бервика, с которым Монтескье подружился в Бордо еще в юности и который, несмотря на значительную разницу в их возрасте, с уважением относился к смелым взглядам бойкого и блестящего юноши.

Кроме того, Монтескье хотел обработать для печати свои пространные путевые заметки и начал уже эту работу, которая, если бы ей суждено было дойти до благополучного конца, подарила бы нам еще одно замечательное произведение.

Мало-помалу враждебная критика должна была смолкнуть, и «Дух законов», распространяясь в публике, завоевывал своему автору все новых и новых восторженных поклонников. Чаще и чаще начали появляться хвалебные отзывы, вышло даже несколько целых книг, посвященных «Духу законов», поэты посвящали Монтескье стихи, почитатели из публики забрасывали его письмами, наполненными восторженными излияниями и иногда просьбами о разъяснении тех или иных сомнений и недоумений, вызванных чтением «Духа законов». Наконец, более предприимчивые почитатели нарочно предпринимали путешествие в Гиень, чтобы поговорить с Монтескье и посмотреть на него поближе. Таким образом, и деревня не спасла Монтескье от восторженных почитателей, но, конечно, в своем замке он чувствовал себя спокойнее, так как был хозяином своего времени и, хотя радушно принимал посещавших его, не обязан был, по крайней мере, как в Париже, целые дни слоняться по многолюдным салонам.

Личное знакомство с Монтескье еще более воодушевляло его поклонников, которых он умел обворожить своей любезностью, простотой и умом. Один из них писал после посещения замка Ла-Бред: «Никто решительно, будь то талантливый человек или нет, никогда не был более прост, чем Монтескье. Таков он был и в парижских салонах, и в своих владениях, где он гулял по полям, лугам и рощам, отделанным на английский лад, с длинной виноградной тростью на плече и в белом колпаке и где не раз те, кто являлся засвидетельствовать ему почтение от лица всей Европы, спрашивали у него, принимая его за садовника, где замок Монтескье».

Два посетивших его молодых английских туриста следующим образом описывают свои впечатления: «Вместо сурового и строгого философа перед нами был веселый, вежливый, полный жизни француз, который после тысячи любезностей предложил нам завтрак. Мало-помалу для нас сделался настолько незаметным его гений и его возраст, что беседа потекла так свободно и легко, как будто мы были людьми, равными ему во всех отношениях. После обеда Монтескье настаивал на том, чтобы мы остались еще, и отпустил нас только через три дня, в течение которых беседа наша была столь же занимательна, как и поучительна. Его секретарь, родом ирландец, проводил нас до Бордо».

Злые языки говорят, что свои досуги Монтескье посвящал в это время воспитанию своего незаконного сына Латапи. Он действительно возился с бойким и живым мальчиком, которому было в это время 9 лет, держал его при себе; гулял с ним, иногда диктовал ему свои заметки, весело болтал с ним и сам следил за его учением. Очень может быть, что Монтескье под старость почувствовал пробел в своей жизни, некоторую пустоту, так как законная семья не удовлетворяла его. Правда, он горячо любил своих детей, особенно младшую дочь и старшего сына; но в это время они были людьми взрослыми, обзавелись своими семьями, и потому, конечно, между ними и отцом не могло быть той близости, какая только может быть между родителями и их детьми, пока последние не вырастут и не начнут более или менее самостоятельной жизни.

Во всяком случае, был ли Латапи сыном Монтескье, или нет, несомненно, что ни воспитание, ни жизнь, ни рассудок, продиктовавший Монтескье наполненные презрением к женщине и семье строки его произведений, не могли заглушить в нем потребности в настоящей серьезной привязанности, которую он и перенес на своего воспитанника. Весьма возможно, что Монтескье изменил даже свои взгляды по этому вопросу, так как его повесть «Арзас и Исмения», в которой речь идет о супружеской любви и о которой мы упомянули выше, местами выдает настоящие чувства автора, замаскированные блестящими парадоксами.

В 1754 году Монтескье пришлось оставить свой замок и снова ехать в Париж.

Дело в том, что некий Ла-Бомель, родом француз, профессор университета в Даннемарке, был одним из первых, открыто выступивших с горячей защитой «Духа законов» против посыпавшихся на книгу нападок критики. Монтескье получил известие, что этот первый его горячий защитник по требованию французского правительства был арестован в Пруссии, выдан Франции и посажен в Бастилию как человек политически неблагонадежный.

Некоторые биографы Монтескье, принадлежащие к его горячим и не всегда беспристрастным поклонникам, говорят, что Ла-Бомель пострадал по доносу Вольтера, но мы не считаем себя вправе утверждать это, так как нигде не нашли заслуживающего доверия подтверждения возводимого на него обвинения.

Монтескье счел своей нравственной обязанностью отплатить Ла-Бомелю и постараться выручить его из беды. Он отправился в Париж, куда и прибыл в декабре. Он энергично стал хлопотать за несчастного профессора, поднял на ноги своих влиятельных друзей, – и ему скоро удалось добиться освобождения Ла-Бомеля.

Монтескье думал поскорее воротиться домой, но его задерживали всевозможные приглашения, от которых не всегда можно было отделаться. Он писал в это время из Парижа одному своему приятелю: «Я в ходу в большом свете, очень разбрасываюсь; пребывание в столице приведет меня к могиле, хотя и по пути, усеянному цветами». Отъезд, таким образом, откладывался со дня на день, а Монтескье между тем простудился и заболел. Призванный к больному врач Лорри сказал, что у него воспаление легких, и нашел положение серьезным. Он сказал об этом секретарю Монтескье, который и дал знать находившимся в Париже его друзьям и родным.

Весть о болезни Монтескье быстро распространилась по городу, отовсюду приходили справляться о ходе болезни. Сам Людовик XV каждый день посылал на квартиру больного с этою целью графа Ниверне. Мадам Эгильон и мадам Дюпре не отходили от его постели. На третий день были призван самый знаменитый врач того времени, Бувар, который, однако, ничего уже не мог сделать, – и Монтескье умер 10 февраля 1755 года. Перед смертью он исповедался у своего друга, иезуита Кастеля.

Был ли это случайный порыв религиозного чувства у человека, сознающего, что он скоро должен покончить свои расчеты с жизнью, или же Монтескье в глубине души был человеком верующим и восставал только против злоупотреблений религиозной власти? Ответить на этот вопрос положительным образом довольно трудно, так как Монтескье никогда не высказывал вполне своих религиозных убеждений.

Он женился на ярой кальвинистке, очень недвусмысленно дал понять посланному папы, что не нуждается в разрешении последнего, чтобы есть скоромное в пост, издевался над монахами и над папой в «Персидских письмах» – но вместе с тем посещал свою приходскую церковь, признавал духовенство полезным в государстве, в числе своих ближайших друзей имел аббата Гуаско и иезуита Кастеля.

Г-жа Эгильон передает, что незадолго до смерти Монтескье сказал: «Я всегда почитал религию; евангельская нравственность есть величайший дар, какой только мог Бог послать людям». Нам кажется, что эти немногие слова лучше всего определяют отношение Монтескье к религии.

Действительно, он понимал дух христианского учения, никогда из-под его пера не вышло ни одной фразы, оскорбляющей саму религию. Он был врагом не религии, а злоупотреблений религиею, обратившеюся в руках папы и католического духовенства в орудие достижения совсем не религиозных целей. Бичуя монахов и папу, Монтескье, может быть, вполне искренне был убежден, что служит делу истинного христианства лучше, чем официальные служители церкви.

Похороны Монтескье, происходившие на другой день после его смерти, 11 февраля, не отличались особой торжественностью. Тело его было опущено в склеп у церкви св. Женевьевы, но во времена революции затерялась его могила, так что его почитателям и родным не удалось ее отыскать, несмотря на самые тщательные розыски.

», статей из «Энциклопедии, или Толкового словаря наук, искусств и ремёсел ». (*)

Известен своей защитой принципа разделения исполнительной, законодательной и судебной власти. (**)

Значение Монтескьё

Персидские письма, признавал итальянский правовед Ч.Беккариа , оказали значительное влияние на его трактат "О преступлениях и наказаниях" (1764), в котором он выступал против пыток и призывал к более гуманной процедуре судебного разбирательства. Письма несомненно повлияли на форму некоторых изречений Вольтера в Кандиде и других работах. Разумеется, они оказали огромное воздействие на широкую читающую публику. И сегодня они читаются с удовольствием и не без пользы.

Размышления о римлянах вдохновили великого английского историка Эдуарда Гиббона на написание "Истории упадка и разрушения Римской империи" (1776-1788), хотя он и не согласился с некоторыми заключениями философа. Более поздние историки Рима часто шли по пути, уже проложенному Монтескье.

О духе законов также стал фундаментальным трудом в области политической мысли. К нему с уважением относились умеренные лидеры начального периода Французской революции , и если бы Людовик XVI оказался более сильным и способным правителем, во Франции могла бы установиться конституционная монархия в духе английского правления. В США книга Монтескье пользовалась популярностью, ее читали на французском и в английских переводах.

Это особенно относится к анализу Монтескье английской формы правления. Во время дебатов на конституционном Конвенте в Филадельфии летом 1787 "знаменитый Монтескье" часто цитировался как известный авторитет. По поводу жизненно важного вопроса о разделении власти, писал Джеймс Мэдисон в "Федералисте" (? 47), "оракул, с которым обыкновенно справляются, когда речь заходит об этом предмете... это Монтескье. Если он и не имеет приоритета в авторстве этой ценнейшей политической концепции, ему, по крайней мере, принадлежит заслуга в том, что он наиболее действенно ознакомил с нею человечество" (**)

- А культура?? Тут все про законы...
- Может, вот это:

О духе народа
Миром управляет не божественный промысел или фортуна, а действующие в любом обществе объективные общие причины морального и физического порядка, определяющие «дух народа» и соответствующие формы и нормы его государственной и правовой жизни.
Многие вещи управляют людьми: климат, религия, законы, принципы правления, примеры прошлого, нравы, обычаи; как результат всего этого образуется общий дух народа. важно избегать всего, что может изменить общий дух нации. Законодатель должен сообразоваться с народным духом, поскольку этот дух не противен принципам правления, так как лучше всего мы делаем то, что делаем свободно и в согласии с нашим природным гением; Главная тема всей политико-правовой теории Монтескьё и основная ценность, отстаиваемая в ней — политическая свобода. К числу необходимых условий обеспечения этой свободы относятся справедливые законы и надлежащая организация государственности. (*)

- Пока что мне кажется, что "специально" культурой Монтескьё не занимался, его больше политика интересовала... Потому и не читал от нашего любимого Джамбаттиста Вико.
- Как же: читал. Только барон нигде не упоминал об этом.
- "Была книга" вовсе не значит, что он ее читал. Мало ли у меня книг, которые "есть", и которые я никогда не прочитаю... Может, он тоже "ниасилил" Вико. Может, ему просто неинтересно было его читать. Он же другим интересовался.
- А в принципе, зачем мне пытаться выяснить, читал ли Монтескьё Джамбаттисту Вико, а если читал, то цитировал ли его без упоминания))) Я что, из общества борьбы с плагиатом?
- Нет, ну как-то просто интересно.
- Ни фига тут интересного нет. Гораздо интереснее другое: историю Франции XYIII века мы тоже ни хрена не знаем.

- - - - - - - - - - - - - - - - -
Источники:

) (фр. Charles-Louis de Seconda, Baron de La Brède et de Montesquieu ; 18 января - 10 февраля ) - французский писатель, правовед и философ , автор романа «Персидские письма », статей из «Энциклопедии, или Толкового словаря наук, искусств и ремёсел », труда «О духе законов» (1748), сторонник натуралистического подхода в изучении общества. Разработал доктрину о разделении властей .

Биография

Монтескьё вёл простую уединённую жизнь и с полной душевной силой и глубокой серьёзностью концентрировался на задаче наблюдателя, думающего и ищущего нормы. Пост президента парламента Бордо , доставшийся Монтескьё в 1716 году, вскоре стал его тяготить. В 1726 году он оставил эту должность, но, как владелец замка Ла-Бред , верно сохранял корпоративные убеждения парламентской аристократии. Он представлял собой уже редко встречавшийся в то время тип французского аристократа, не дававшего уловить себя соблазнам Двора, и стал учёным в духе дворянской независимости. Большие путешествия по Европе, предпринятые Монтескьё в 1728-1731годах, имели характер серьёзных исследовательских поездок.

Монтескьё активно посещал литературные салоны и клубы, был знаком со многими литераторами, учёными, дипломатами. К числу его собеседников, например, можно отнести французского исследователя спорных вопросов международного права Габриэля Мабли .

Значение

В трудах и воззрениях Монтескьё усматриваются истоки либерализма как государственной идеологии, ранее успешно разработанной в публикациях английского философа Джона Локка и далее утвердившейся в учении шотландского экономиста Адама Смита .

Монтескьё, а также Жан-Жак Руссо (1712-1778) и Джон Локк (1632-1704) считаются основоположниками современных форм представительной демократии (см. Представительная демократия). Монтескьё сформулировал теорию Разделения власти , которая лежит в основе создания любого современного демократического государства.

Незадолго перед смертью в 1752 году Монтескьё написал самое последнее произведение «Опыт о вкусе», посмертно опубликованное в 7 томе «Энциклопедии» (1757).

Политическое учение

• Свобода, считал Монтескьё, может быть обеспечена лишь законами: «Свобода есть право делать всё, что дозволено законами».
• Монтескьё считал необходимым, чтобы в любом современном государстве была власть законодательная, власть исполнительная и власть судебная. При этом, исполнительную власть возглавляет Король (Президент).
• Монтескьё установил связь законов с климатом: «От различия в потребностях, порождаемого различием климатов, происходит различие в образе жизни, а от различия в образе жизни - различие законов».
• Монтескьё устанавливает соответствия между законами и принципами правления. Под принципом правления он понимает основополагающую страсть, которая приводит в движение ту или иную форму правления. Для республики таковой является политическая добродетель, для монархии - честь, а для деспотии - страх.

Политические и правовые идеи Монтескьё оказали непосредственное влияние на составителей Конституции США, конституционное законодательство периода Великой французской революции, на Гражданский Кодекс Франции 1804 г. Ещё при жизни Монтескьё обрёл европейскую известность благодаря работе «О духе законов». Среди многих продолжателей учения Монтескьё был и итальянский мыслитель Чезаре Беккарелиа Бонесано (1738-1794).

Краткий обзор произведения «О духе законов»

Законы

Законам, созданным людьми, должна была предшествовать возможность справедливых отношений, отношения справедливости предшествуют установившему их положительному закону. Люди имеют законы, определяющие отношения между правителями и управляемыми: это право политическое. Есть у них ещё законы, коими определяются отношения всех граждан между собою: это право гражданское.

Как существо физическое, человек, подобно всем другим природным телам, управляется неизменными естественными законами, но как существо разумное и действующее по своим собственным побуждениям человек беспрестанно нарушает как эти вечные законы природы, так и изменчивые человеческие законы. Потребность людей, живущих в обществе, в общих законах, обуславливает необходимость образования государства. Для образования государства (политического состояния) и установления общих законов необходимо гражданское состояние (единство воли).

О войне

Как только люди соединяются в обществе, они утрачивают сознание своей слабости. Существовавшее равенство исчезает и начинается война. Каждое общество начинает сознавать свою силу - отсюда состояние войны между народами. Отдельные лица начинают ощущать свою силу - отсюда война между отдельными лицами. Цель войны - победа; цель победы - завоевание; цель завоевания - сохранение. Из этого и предшествующего принципов должны проистекать все законы, образующие международное право.

О духе народа

Миром управляет не божественный промысел или фортуна, а действующие в любом обществе объективные общие причины морального и физического порядка, определяющие «дух народа» и соответствующие формы и нормы его государственной и правовой жизни.

Многие вещи управляют людьми: климат, религия, законы, принципы правления, примеры прошлого, нравы, обычаи; как результат всего этого образуется общий дух народа. Важно избегать всего, что может изменить общий дух нации; законодатель должен сообразоваться с народным духом, поскольку этот дух не противен принципам правления, так как лучше всего мы делаем то, что делаем свободно и в согласии с нашим природным гением; Главная тема всей политико-правовой теории Монтескьё и основная ценность, отстаиваемая в ней - политическая свобода. К числу необходимых условий обеспечения этой свободы относятся справедливые законы и надлежащая организация государственности.

О трёх различных образах правления

Основная цель разделения властей - избежать злоупотребления властью. Разделение и взаимное сдерживание властей являются, согласно Монтескьё, главным условием для обеспечения политической свободы в её отношениях к государственному устройству.

Есть три образа правления: республиканский, монархический и деспотический. Чтобы обнаружить их природу, достаточно и тех представлений, которые имеют о них даже наименее осведомлённые люди. «Республиканское правление - это то, при котором верховная власть находится в руках или всего народа (демократия) или части его (аристократия); монархическое, - при котором управляет один человек, но посредством установленных неизменных законов вместе с дворянством, которое предотвращает превращение монархии в деспотию; между тем как в деспотическом всё вне всяких законов и правил движется волей и произволом одного лица».

Принципы форм правления:

• Республика - добродетель,
• Монархия - честь,
• Деспотия - страх.

Одним из основных законов демократии является закон, в силу которого законодательная власть принадлежит только народу. Но кроме постоянных законов необходимы и постановления сената, которые относятся к актам временного действия.

К основным законам аристократии он относит те, которые определяют право части народа издавать законы и следить за их исполнением. В общем виде Монтескьё отмечает, что естественно и должно определять, по его мнению, главное направление аристократического законодательства в целом.

В монархии основные законы определяют «существование посредствующих каналов, по которым движется власть». Главной из них является власть дворянства, так что без дворянства монарх становится деспотом.

Об индивидуальной свободе и свободе политической

Основополагающие принципы политического либерализма, как приоритет индивидуальной свободы, базирующийся на принципах естественного права, - отделение государства от гражданского общества и разделение властей.

«Все люди равны в республиканских государствах, они равны и в деспотических государствах. В первом случае они равны, потому что они - всё, во втором - потому, что они ничто. Свобода есть право делать всё, что дозволено законами. Если бы гражданин мог делать то, что этими законами запрещается, то у него не было бы свободы, так как то же самое могли бы делать и прочие; главное - это безопасность гражданина».

Политический либерализм - убеждение, что отдельные личности являются основой закона и общества и что общественные институты существуют для того, чтобы способствовать наделению индивидуумов реальной властью, без заискивания перед элитами.

Либерализм - общественное движение:

Провозглашающее свободу индивида во всех областях жизни как условие развития общества;

Поддерживающее (в экономике) свободу частного предпринимательства и конкуренции;

Поддерживающее (в политике) правовое государство, парламентскую демократию, расширение политических и гражданских прав и свобод.

Работы

• «Персидские письма », 1721.
• «Книдский храм » (фр. Le Temple de Gnide ), 1725
• «Опыт о вкусе», 1753

Издания и переводчики на русский язык

• Антиох Кантемир (перевод не сохр.)
• Е. Корнеев
• П. Николаев
• С. Башилов
• Егор Чиляев
• А. Воейкова

Напишите отзыв о статье "Монтескьё, Шарль-Луи де Секонда"

Ссылки

• // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). - СПб. , 1890-1907.
• Альбина Л. Л. Екатерина II - читатель ""О духе законов" Монтескье // Книга в меняющемся мире: 7-я научн. конф. по проблемам книговедения. Секция библиофильства. Тез. докладов. М., 1992. С. 3-4.
• Плавинская Н.Ю.
• Ш. Монтескьё. Избранные произведения. - М., 1955.

Примечания

Научные и академические посты Предшественник: Луи де Саси Кресло 2 Французская академия - Преемник: Вивьен де Шатобрен, Жан Батист

Отрывок, характеризующий Монтескьё, Шарль-Луи де Секонда

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n"est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.

– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.
– Mon cher, voue m"avez promis, [Мой друг, ты мне обещал,] – обратилась она опять к Сыну, прикосновением руки возбуждая его.
Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею.
Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью.
В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
– C"est donc positif? [Итак, это верно?] – говорил князь.
– Mon prince, «errare humanum est», mais… [Князь, человеку ошибаться свойственно.] – отвечал доктор, грассируя и произнося латинские слова французским выговором.
– C"est bien, c"est bien… [Хорошо, хорошо…]
Заметив Анну Михайловну с сыном, князь Василий поклоном отпустил доктора и молча, но с вопросительным видом, подошел к ним. Сын заметил, как вдруг глубокая горесть выразилась в глазах его матери, и слегка улыбнулся.
– Да, в каких грустных обстоятельствах пришлось нам видеться, князь… Ну, что наш дорогой больной? – сказала она, как будто не замечая холодного, оскорбительного, устремленного на нее взгляда.
Князь Василий вопросительно, до недоумения, посмотрел на нее, потом на Бориса. Борис учтиво поклонился. Князь Василий, не отвечая на поклон, отвернулся к Анне Михайловне и на ее вопрос отвечал движением головы и губ, которое означало самую плохую надежду для больного.
– Неужели? – воскликнула Анна Михайловна. – Ах, это ужасно! Страшно подумать… Это мой сын, – прибавила она, указывая на Бориса. – Он сам хотел благодарить вас.
Борис еще раз учтиво поклонился.
– Верьте, князь, что сердце матери никогда не забудет того, что вы сделали для нас.
– Я рад, что мог сделать вам приятное, любезная моя Анна Михайловна, – сказал князь Василий, оправляя жабо и в жесте и голосе проявляя здесь, в Москве, перед покровительствуемою Анною Михайловной еще гораздо большую важность, чем в Петербурге, на вечере у Annette Шерер.
– Старайтесь служить хорошо и быть достойным, – прибавил он, строго обращаясь к Борису. – Я рад… Вы здесь в отпуску? – продиктовал он своим бесстрастным тоном.
– Жду приказа, ваше сиятельство, чтоб отправиться по новому назначению, – отвечал Борис, не выказывая ни досады за резкий тон князя, ни желания вступить в разговор, но так спокойно и почтительно, что князь пристально поглядел на него.
– Вы живете с матушкой?
– Я живу у графини Ростовой, – сказал Борис, опять прибавив: – ваше сиятельство.
– Это тот Илья Ростов, который женился на Nathalie Шиншиной, – сказала Анна Михайловна.
– Знаю, знаю, – сказал князь Василий своим монотонным голосом. – Je n"ai jamais pu concevoir, comment Nathalieie s"est decidee a epouser cet ours mal – leche l Un personnage completement stupide et ridicule.Et joueur a ce qu"on dit. [Я никогда не мог понять, как Натали решилась выйти замуж за этого грязного медведя. Совершенно глупая и смешная особа. К тому же игрок, говорят.]
– Mais tres brave homme, mon prince, [Но добрый человек, князь,] – заметила Анна Михайловна, трогательно улыбаясь, как будто и она знала, что граф Ростов заслуживал такого мнения, но просила пожалеть бедного старика. – Что говорят доктора? – спросила княгиня, помолчав немного и опять выражая большую печаль на своем исплаканном лице.
– Мало надежды, – сказал князь.
– А мне так хотелось еще раз поблагодарить дядю за все его благодеяния и мне и Боре. C"est son filleuil, [Это его крестник,] – прибавила она таким тоном, как будто это известие должно было крайне обрадовать князя Василия.
Князь Василий задумался и поморщился. Анна Михайловна поняла, что он боялся найти в ней соперницу по завещанию графа Безухого. Она поспешила успокоить его.
– Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, – сказала она, с особенною уверенностию и небрежностию выговаривая это слово: – я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем…Они еще молоды… – Она наклонила голову и прибавила шопотом: – исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить ежели он так плох. Мы, женщины, князь, – она нежно улыбнулась, – всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать.
Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться.
– Не было бы тяжело ему это свидание, chere Анна Михайловна, – сказал он. – Подождем до вечера, доктора обещали кризис.
– Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c"est terrible, les devoirs d"un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]
Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией.
Князь Василий обернулся к ней.
– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d"arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.
Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя.
– Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.
– Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais tres content si vous me debarrassez de ce jeune homme… [Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека…] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него.

МОНТЕСКЬЁ ШАРЛЬ ЛУИ ДЕ СЕКОНДА - французский пи-са-тель, фи-ло-соф, один из круп-ней-ших пред-ста-ви-те-лей французского Про-све-ще-ния, член Французской ака-де-мии (1728 год).

Вы-хо-дец из гас-кон-ско-го ари-сто-кра-тического ро-да. По-лу-чил клас-сическое об-ра-зо-ва-ние в кол-ле-же ора-то-ри-ан-цев (окон-чил в 1705 году), изу-чал пра-во в Бор-до и Па-ри-же . В 1716 года по-сле смер-ти дя-ди унас-ле-довал долж-ность ви-це-пре-зи-ден-та пар-ла-мен-та Бор-до, а так-же ти-тул ба-ро-на де Мон-тес-кьё. Бы-ст-ро раз-оча-ро-вав-шись в госудрственной служ-бе, Ш.Л. де С. Монтескьё по-свя-тил се-бя за-ня-ти-ям ис-то-ри-ей, пра-вом и ес-те-ст-во-зна-ни-ем.

Де-бю-ти-ро-вал в ли-те-ра-ту-ре эпи-сто-ляр-ным ро-ма-ном «Пер-сид-ские пись-ма» («Lettres persanes», 1721 год; русский перевод 1789 год), став-шим од-ной из вер-шин французской фи-лосовской и са-ти-рической про-зы XVIII века. От-да-вая дань гос-под-ство-вав-шей мо-де на восточный эк-зо-тизм, Ш.Л. де С Монтескьё изо-бра-зил в ка-че-ст-ве главных дей-ст-вую-щих лиц пер-сов Уз-бе-ка и Ри-ку, ко-то-рые в сво-их пись-мах с по-зи-ции близ-ко-го к при-ро-де «ес-те-ст-вен-но-го» соз-на-ния кри-ти-че-ски оце-ни-ва-ют французскую ре-аль-ность по-след-них лет цар-ст-во-ва-ния Лю-до-ви-ка XIV с при-су-щи-ми ей па-де-ни-ем нра-вов, уси-ле-ни-ем дес-по-тиз-ма и хан-же-ст-ва.

В 1726 году Ш.Л. де С. Монтескьё пе-ре-ехал в Па-риж, где не-на-дол-го по-пал в во-до-во-рот са-лон-ной жиз-ни. Твор-че-ст-во Ш.Л. де С. Монтескьё «свет-ско-го» пе-рио-да зна-ме-ну-ет-ся ин-те-ре-сом к иг-ри-вым эро-ти-ко-ми-фо-ло-гическим сю-же-там и в це-лом раз-ви-ва-ет-ся в рус-ле ро-ко-ко: про-за-ической пас-то-ра-ли «Книд-ский храм» («Le temple de Gnide», 1724 год; руский перевод 1770 год), «Пу-те-ше-ст-вие на Па-фос» («Voyage а̀ Paphos», 1727 год).

В 1728 году, про-дав долж-ность в пар-ла-мен-те Бор-до, Ш.Л. де С. Монтескьё от-пра-вил-ся в пу-те-ше-ст-вие по Ев-ро-пе, с октября 1728 года по апрель 1731 гоа жил в Анг-лии, где ув-лёк-ся фи-ло-со-фи-ей Дж. Лок-ка и изу-че-ни-ем английской по-ли-тической сис-те-мы. Кри-ти-ка ни-чем не ог-ра-ни-чен-ной еди-но-лич-ной вла-сти со-дер-жит-ся в диа-ло-ге «Сул-ла и Ев-крат» («Sylla et Eucrate», до 1727 года). Ав-тор трак-та-та «Опыт о вку-се» («Essai sur le goût...», изд. в «Эн-цик-ло-пе-дии» Д. Дид-ро в 1757 году), в ко-то-ром вы-сту-пил сто-рон-ни-ком клас-си-циз-ма. Дол-гое вре-мя Ш.Л. де С. Монтескье вёл днев-ник, его мак-си-мы, афо-риз-мы, за-мет-ки по-смерт-но опуб-ли-ко-ва-ны в сборике «Мыс-ли» («Penseées», издан в 1899 году).

Ши-ро-кую из-вест-ность по-лу-чи-ли «Рас-су-ж-де-ния о при-чи-нах ве-ли-че-ст-ва рим-ско-го на-ро-да и его упад-ка» («Con-si-dé-rations sur les cau-ses de la grandeur de Romains et de leur dе́cadence», 1734 год; рус. пер. 1769 год) и «Дух за-ко-нов» («L’es-prit des lois», опубл. ано-ним-но в Же-не-ве в 1748 году; рус. пер., ч. 1-4, 1809-1814 годы).

Ш.Л. де С. Монтескьё вы-де-лял три основные фор-мы прав-ле-ния: рес-пуб-ли-ку, мо-нар-хию, дес-по-тию. При рес-пуб-ли-кан-ском прав-ле-нии вер-хов-ная власть на-хо-дит-ся в ру-ках все-го на-ро-да или его час-ти, пред-по-сыл-кой его яв-ля-ют-ся гражданские доб-ро-де-те-ли (по-че-му рес-пуб-ли-ки и ред-ки). Мо-нар-хия, управ-ляе-мая од-ним ли-цом, не мо-жет су-ще-ст-во-вать без «прин-ци-па чес-ти». Дес-по-тизм же, ис-поль-зую-щий власть по сво-ему про-из-во-лу, ну-ж-да-ет-ся в по-сто-ян-ном стра-хе под-дан-ных пе-ред на-ка-за-ния-ми.

По-ли-тический иде-ал Ш.Л. де С. Монтескьё - кон-сти-туционная мо-нар-хия (по об-раз-цу анг-лий-ской). Вслед за Дж. Лок-ком Ш.Л. де С. Монтескьё от-стаи-вал прин-цип раз-де-ле-ния вла-стей в го-су-дар-ст-ве - за-ко-но-да-тель-ной, ис-пол-ни-тель-ной и су-деб-ной (сме-ше-ние их ве-дёт к дес-по-тиз-му).

Фор-мы прав-ле-ния Ш.Л. де С. Монтескьё ста-вил в пря-мую за-ви-си-мость от гео-гра-фической сре-ды - кли-ма-та, поч-вы и рель-е-фа ме-ст-но-сти. Хо-лод-ный (сред-не-ев-ропейский) кли-мат он счи-тал бла-го-при-ят-ным для ус-та-нов-ле-ния по-ли-тической сво-бо-ды, в то вре-мя как жар-кий - спо-соб-ст-вую-щим «ду-ху раб-ст-ва». Ана-ло-гич-но в «бес-плод-ной» поч-ве Ш.Л. де С. Монтескьё ви-дел пред-по-сыл-ку вос-пи-та-ния у лю-дей изо-бре-та-тель-но-сти, му-же-ст-ва, воз-дер-жан-но-сти и, как след-ст-вие, ус-та-нов-ле-ния рес-пуб-ли-кан-ской фор-мы прав-ле-ния. Рель-еф ме-ст-но-сти оп-ре-де-ля-ет ве-ли-чи-ну тер-ри-то-рии го-су-дар-ст-ва: на об-шир-ных рав-ни-нах воз-ни-ка-ют го-су-дар-ст-ва боль-шой про-тя-жён-но-сти, а на пе-ре-се-чён-ной ме-ст-но-сти - го-су-дар-ст-ва ма-лых и сред-них раз-ме-ров, при этом об-шир-ные го-су-дар-ст-ва мо-гут управ-лять-ся толь-ко дес-по-тической вла-стью, в ма-лых же стра-нах за-ко-но-мер-но воз-ни-ка-ют рес-пуб-ли-ки. «Мно-гие ве-щи управ-ля-ют людь-ми: кли-мат, ре-ли-гия, за-ко-ны, прин-ци-пы прав-ле-ния, при-ме-ры про-ш-ло-го, нра-вы, обы-чаи; как ре-зуль-тат все-го это-го об-ра-зу-ет-ся об-щий дух на-ро-да» («О ду-хе за-ко-нов», кн. 19, гл. 4), ха-рак-те-ри-зую-щий у Ш.Л. де Монтескьё об-раз жиз-ни, дей-ст-вий, по-ве-де-ния оп-ре-де-лён-ной ис-то-рической общ-но-сти лю-дей.

Ш.Л. де С. Монтескьё ока-зал влия-ние на К.А. Гель-ве-ция, Ж.Ж. Рус-со, Т. Джеф-фер-со-на , А. Фер-гю-со-на, а так-же на пред-ста-ви-те-лей гео-гра-фической шко-лы в со-цио-ло-гии. Обос-но-ван-ный Ш.Л. де С. Монтескьё прин-цип раз-де-ле-ния вла-стей был ис-поль-зо-ван со-ста-ви-те-ля-ми американской кон-сти-ту-ции (1787 года).

Сочинения:

Из-бран-ные про-из-ве-де-ния. М., 1955;

Œuv-res complètes. Oxf., 1988-2009-. Vol. 1-18-;

Œuvres complètes. P., 1990. Vol. 1-2;

Пер-сид-ские пись-ма // Фран-цуз-ский фри-воль-ный ро-ман. М., 2007.

Дополнительная литература:

Бас-кин М.П. Мон-тес-кье. 2-е изд. М., 1975;

Quoniam T. Montesquieu: son huma-ni-sme, son civisme. P., 1977;

Baum J.A. Mon-tes-quieu and social theory. Oxf., 1979;

Benre-kas-sa G. Montesquieu. P., 1987;

Desgraves L. Répertoire des ouvrages et des articles sur Montesquieu. Gen., 1988;

Starobinski J. Montesquieu. P., 1994;

Chiappe J.-F. Mon-tes-quieu: l’homme et l’héritage. Monaco; P., 1998.

Шарль Луи де Секонда, барон Ля Брэд и де Монтескьё (Монтескье́) (фр. Charles Louis de Seconda, Baron de La Brède et de Montesquieu; 18 января 1689 — 10 февраля 1755) — французский писатель, правовед и философ, автор романа «Персидские письма», статей из «Энциклопедии, или Толкового словаря наук, искусств и ремёсел», труда «О духе законов» (1748), сторонник натуралистического подхода в изучении общества. Разработал доктрину о разделении властей.

Монтескьё вёл простую уединённую жизнь и с полной душевной силой и глубокой серьёзностью концентрировался на задаче наблюдателя, думающего и ищущего нормы. Пост президента парламента Бордо, доставшийся Монтескьё в 1716 году, вскоре стал его тяготить. В 1726 году он оставил эту должность, но, как владелец замка Ла-Бред, верно сохранял корпоративные убеждения парламентской аристократии. Он представлял собой уже редко встречавшийся в то время тип французского аристократа, не дававшего уловить себя соблазнам Двора, и стал учёным в духе дворянской независимости. Большие путешествия по Европе, предпринятые Монтескьё в 1728—1731годах, имели характер серьёзных исследовательских поездок.

Инициация Монтескьё в лондонскую масонскую ложу «Горн», досточтимым мастером которой на тот момент являлся герцог Норфолкский, состоялась 12 мая 1729 года. «Бритиш Джорнэл» написала об этом событии спустя четыре дня — 16 мая того же года. В течение 1734-1735 годов поступали сообщения об участии Монтескьё в масонских собраниях, которые публиковались в различных изданиях.

Монтескьё активно посещал литературные салоны и клубы, был знаком со многими литераторами, учёными, дипломатами. К числу его собеседников, например, можно отнести французского исследователя спорных вопросов международного права Габриэля Мабли.

Книги (4)

Избранные произведения о духе законов

Ш.Л. Монтескье великий французский философ-просветитель, основоположник географической школы в социологии.

Монтескье отличался огромным историческим кругозором, что нашло отражение в его «Избранных произведениях о духе законов». Работа Монтескье «О духе законов» — основное произведение французского мыслителя, систематизирующее его философские, социологические, исторические, экономические и юридические взгляды. Над ним Монтескье работал около 20 лет — с 1728 по 1748 г.

О духе законов

В настоящий том серии «Из классического наследия» вошло главное произведение французского философа-просветителя Шарля Луи Монтескье, блестящего знатока истории, теории права и государства, одного из основоположников географической школы и социологии.

Отталкиваясь от антропоцентрической позиции и выводя свои принципы не из предрассудков, а «из самой природы вещей», Монтескье создал свой итоговый философский труд не с целью порицать установления какой бы то ни было страны.

Персидские письма

«Персидские письма» (1721) Монтескье — изящный фривольный эпистолярный роман, жемчужина французской прозы первой половины XVII века.

Послания двух персидских путешественников Узбека и Рика, которые странствуют «по варварским землям Европы», дополняются письмами их оставшихся на родине корреспондентов. Описания парижских нравов, кафе, мод, театров сменяются остроумным рассказом о порядках, царящих в серале, и дворцовых интригах.

Читателей вряд ли обманул внешне наивный тон повествования. Встреча Запада и Востока на страницах романа стала одним из крупных художественных открытий, обеспечивших непреходящую ценность этого произведения Монтескье.

Размышления о причинах величия и падения римлян

«Размышления о причинах величия и падения римлян» — философско-исторический трактат Шарля-Луи де Монтескьё. Первое издание вышло в 1734, исправленное издание в 1748.

В «Размышлениях» автор на примере римской истории доказывает, что только там, где граждане свободны и независимы, там, где весь народ участвует в управлении государством, общество в состоянии успешно развиваться. В прочих случаях государство теряет своё величие и в конечном счете терпит поражение от внутренних и внешних врагов.